Вопреки многочисленным мифам древнейший период в истории человечества не был ни золотым веком, ни жизнью в райском саду. Это было время серьезных испытаний. Наши далекие предки хотя и были хорошо развиты физически, несомненно, имели многочисленные проблемы со здоровьем. С точки зрения эволюционной теории с самого начала люди были не только хищниками, но и жертвами, часто становясь добычей других животных, как крупных, так и совершенно маленьких, невидимых глазу микропаразитов. При этом если с первыми из них они вполне успешно конкурировали, то о существовании вторых они совершенно ничего не знали вплоть до самого недавнего времени. Именно эти последние неизменно оказывались причиной разных болезней, с которыми людям постоянно приходилось иметь дело.
Когда охота и собирательство перестали быть эффективными и люди впервые столкнулись с лицом серьезного продовольственного кризиса, остро встала необходимость перехода к иным формам получения пропитания. В некоторых наиболее подходящих для этого районах Земли люди перешли к выращиванию съедобных растений и разведению домашних животных. Со временем наладилась оседлая жизнь и появились крупные, сложно устроенные человеческие общества – цивилизации. С этого момента судьба человечества круто изменилась.
По словам американского историка У. Макнилла, с появлением цивилизаций началась эпоха угнетения человека человеком, которую в биологическом плане следовало бы представить как особую разновидность макропаразитизма. Разные сравнительно немногочисленные типы элит стали пользоваться плодами труда многочисленных масс работающего населения, которое в огромной мере страдало и от биологического давления со стороны микропаразитов. В результате вся история цивилизаций превратилась в сложную форму взаимоотношений между населением и его угнетателями. Периоды достижения баланса между всеми сторонами сменялись периодами его нарушения74. Тем самым уже с самого начала неотъемлемой частью истории цивилизаций стали социальные беспорядки, голод и болезни.
Далее мы рассмотрим первые страницы всемирной истории человечества, от его зарождения до эпохи становления цивилизаций и первых контактов между ними, стараясь определить, какую роль в ней играли болезни.
Согласно данным современной антропологии, родиной первых человеческих существ, наделенных зачатками интеллекта и способных создавать орудия труда, были саванны Восточной Африки. Первые представители рода людей появились там около 2 млн лет назад. Их ближайшие сородичи австралопитеки к этому времени уже начали исчезать с лица земли, тогда как более дальние родственники и предки – большие человекообразные обезьяны так и остались жить во влажных тропических лесах, по ту сторону от Великого Африканского разлома. Их существование во влажных лесах с биологической точки зрения вовсе нельзя было считать безмятежным. Тропический лес, густо заселенный разными мельчайшими формами жизни, был и все еще остается местом распространения огромного числа болезней, вызываемых вирусами, бактериями, простейшими и червями. По сравнению с вышедшими на просторы саванн первыми представителями рода людей антропоиды влажных лесов испытывали значительно больший гнет со стороны болезнетворных микроорганизмов. Достигнутый антропоидами биологический компромисс со своими микропаразитами привел к тому, что современные большие африканские обезьяны стали хроническими носителями большого числа инфекций, весьма опасных для человеческого рода, чье эволюционное становление происходило в других, более здоровых местах75.
В отличие от джунглей саванна, несомненно, оказалась более свободной от прессинга микроорганизмов, однако и здесь их присутствие ощущалось на каждом шагу. Настоящим бедствием для человека в Восточной Африке стал трипаносомоз, «сонная болезнь», распространяемая мухой цеце. В экологическом смысле муха цеце выступила естественным регулятором численности людей и копытных, не позволяя ни тем ни другим стать более многочисленными и нарушить хрупкое природное равновесие76.
Прошли сотни тысяч лет, прежде чем в ходе биологического и культурного развития люди превратились в доминирующий вид африканской саванны. Создав язык, орудия труда и усовершенствовав навыки приобретения пропитания, люди, по-видимому, стали несколько более многочисленными и поэтому были вынуждены двинуться на север и в других направлениях. Около 100 тыс. лет назад начался грандиозный процесс распространения человечества за пределы Африки.
Археологические реконструкции показывают, что это движение было неспешным. Однако в масштабах истории Земли оно, несомненно, оказалось стремительным. Приблизительно 10 тыс. лет назад или чуть раньше люди уже расселились по всем материкам, за исключением Антарктиды. При этом в некоторых местах, таких как Америка, пришельцы сумели нанести сильнейший ущерб местной фауне, уничтожив почти всех крупных млекопитающих, вследствие чего на американском континенте была упущена возможность для приручения полезных животных. В Евразии же ситуация оказалась более благополучной, поэтому на ее северных окраинах племена охотников могли заниматься добычей дикого зверя и в самые недавние времена.
Выйдя за пределы Африки, люди-охотники стали осваивать новые экологические ниши, где в большинстве случаев отсутствовали характерные для прародины человечества опасные микроорганизмы. В результате в умеренных и прохладных широтах они оказались более свободны от прессинга опасных инфекций и могли наслаждаться более здоровой средой обитания. На протяжении нескольких десятков тысяч лет главными проблемами для людей в умеренных и прохладных широтах оставались разнообразные травмы, а также голод в период неудачных охотничьих сезонов. Число инфекционных болезней в таких экологических условиях было значительно меньшим, чем в жарком климате77.
Около 10 тыс. лет назад на Земле началось очередное потепление климата. Оно вынудило последних сохранившихся крупных животных Евразии переместиться на северные, прохладные окраины материка. На опустевших охотничьих угодьях жарких и умеренных широт перед людьми встал вопрос о пропитании. Решение его было поистине революционным. От охоты и собирательства люди перешли к одомашниванию и культивированию животных и съедобных растений. Однако переход к оседлому образу жизни произошел не сразу. На протяжении по крайней мере 5 тыс. лет люди продолжали оставаться кочевниками, переходя от одного возделанного клочка земли к другому. Данное обстоятельство отчасти защищало их от болезней, с которыми они напрямую столкнулись, когда перешли к оседлому, цивилизованному образу жизни.
Переход к более интенсивным формам хозяйствования совпал с быстрым ростом численности населения на сравнительно небольших островках континентального пространства. Скученность жителей в первых крупных селениях и городках способствовала быстрому распространению числа инфекций, таких как оспа, корь, грипп и др., которые были неизвестны малочисленным народам. Развитие пахотного и поливного земледелия позволило собирать большие урожаи зерновых, однако запасы пищи в амбарах стали привлекать мелких млекопитающих, которые приблизившись вплотную к жилищу человека, принесли с собой и многочисленных микропаразитов. Занятие скотоводством также стало условием для распространения инфекций. Животные, прирученные человеком, – коровы, овцы, лошади, свиньи, верблюды, куры и пр., оказались резервуарами огромного числа болезней, к которым человечеству еще только предстояло приспособиться78. Началась эра цивилизаций, которая оказалась также и эрой массовых болезней.
Отвоевывая у природы все новые земли под поля и пастбища, люди, создавшие первые цивилизации, способствовали существенному уменьшению биоразнообразия. Меняя окружающий ландшафт и оттесняя крупных животных в области с наиболее суровым климатом, люди, в свою очередь, неизбежно подверглись давлению со стороны микропаразитов, которые начали скапливаться вокруг человеческих поселений и проникать в их тела. Необходимость тяжелого постоянного труда вкупе с новой экологической обстановкой быстро сказалась на состоянии их здоровья. По сравнению с охотниками и собирателями цивилизованные люди оказались более многочисленными, но физически менее здоровыми.
Важной причиной ухудшения здоровья людей из ранних цивилизаций оказался характер питания – более однообразный по сравнению с представителями обществ охотников и собирателей. Преобладание в их рационе растительной пищи, главным образом зерновых культур, обусловило дефицит витаминов и других питательных веществ, которые охотники могли получать с мясом диких животных. Систематическая нехватка мясной пищи наряду с недоступностью в более прохладных регионах Евразии цитрусовых и фруктов, с легкостью вызывали у многих земледельцев цингу, иначе говоря, острый дефицит витамина C, от которого страдали многие северные народы и в более поздние времена79. Бери-бери – болезнь, вызванная дефицитом тиамина (витамина В1), стала традиционным расстройством представителей рисовых культур, в особенности Кореи, Китая и Японии, где было принято очищать рис от шелухи и освобождать его от воды, чего как раз не делали в Индии и Бирме80. Индейцы великих цивилизаций Америки, оказавшись вынужденными заложниками маисовой диеты, несомненно, должны были страдать от пеллагры, причиной которой был дефицит ниацина (витамин группы В)81.
Поскольку все великие цивилизации Старого Света возникали на берегах рек, то ни одна из них не была свободна от болезней, вызванных загрязнением воды, таких как брюшной тиф и дизентерия. При этом в теплом климате берега рек неизменно представляли собой среду, до предела насыщенную опасными невидимыми существами, в том числе паразитами, способными завершать свой жизненный цикл во внутренних органах человека. Так, одной из самых серьезных болезней в Египте, Месопотамии, Китае и Юго-Восточной Азии с давних пор стал шистосомоз, называемый также лихорадкой красной воды, улиточной лихорадкой и бильгарциозом, по имени Теодора Бильгарца, обнаружившего его в XIX в. У людей шистосомоз вызывают маленькие черви класса нематод, паразитирующие на речных улитках. Через ранки и мельчайшие трещинки на ногах личинки этих червей проникают в печень, сердце и другие органы, вызывая интоксикацию человеческого организма и угнетая психику. Современные исследования показывают, что эти паразиты сохранились даже в мумиях египетских фараонов. Несомненно, они успешно паразитировали в организмах простых земледельцев, которые работали босиком на поливных полях вдоль берегов Нила, Евфрата, Меконга и других рек. Как подчеркивает Макнилл, ввиду того, что характерными симптомами шистосомоза являются угнетение психики, апатия и безволие, эта болезнь была прекрасным средством для продления жизни деспотических режимов Старого Света на протяжении многих столетий их существования82.
История ранних цивилизаций – это история возникновения и роста больших городов. Данный процесс изначально носил противоречивый характер. Возможности получения пропитания, как и прочие условия жизни в городах, обычно были более легкими по сравнению с сельской местностью, однако эпидемическая ситуация традиционно оставалась более тяжелой. Это приводило к тому, что избыточное сельское население постоянно притекало в города, обеспечивая их демографическое воспроизводство. Однако для вновь прибывших жителей города превращались в своеобразные жернова смерти. Городская среда с ее многочисленным населением была местом процветания разных инфекционных болезней, уже ставших «болезнями цивилизации», привычными для горожан и смертельно опасными для пришельцев. В результате огромное число городских жителей неизменно вымирало, освобождая место для все новых мигрантов. На протяжении нескольких тысячелетий города оставались средой, крайне опасной для жизни, и такая ситуация, например в Европе, сохранялась еще и в XIX в.83
«Болезни цивилизации», которые с недавнего времени принято называть детскими, по-разному воздействовали на разные группы населения. Они систематически лишали жизни от 3 до 10% детей, родившихся в городах, тогда как, оказавшись в сельской местности, они могли вызвать настоящий эпидемический пожар, губительный для всех возрастов. Тем самым в условиях цивилизованной городской жизни эти болезни превращались в хронические, в то время как за ее пределами они часто приобретали острую форму. В городах населению удавалось поддерживать некое экологическое равновесие со своими микропаразитами, тогда как сельское население по большей части не имело такой возможности, вследствие чего его способы биологического ответа на вызов болезни были неадекватными.
Таким образом, сложная динамика взаимоотношений города и деревни, давно изучаемая историками и социологами, имеет и еще одно измерение – медико-биологическое. Не следует ли говорить после этого о том, что удивительная живучесть цивилизаций и их власть над окружающим морем варваров, была обеспечена также и их характерным биологическим превосходством, в качестве которого выступала привычная для цивилизаций способность уживаться с возбудителями кори, свинки, туберкулеза и даже оспы?
Во многом вследствие этого воздействия городов на сельские территории их население не только стремилось проникнуть внутрь городских стен, но и бежало в противоположном направлении. Впрочем, цивилизации очень часто поощряли это бегство, подталкивая колонистов в удобном для себя направлении. В результате области влияния цивилизаций все время расширялись, пока сами цивилизации наконец не вступили в контакты друг с другом. Тем самым история цивилизаций изначально была также историей территориальной экспансии. История Египта – это многовековой процесс продвижения земледельцев вниз по течению Нила, а история Месопотамии – это череда попыток расширить сельскохозяйственные территории к востоку и западу от Тигра и Евфрата. История китайской цивилизации была беспрецедентным движением миллионов китайцев на юг, от Хуанхэ к Янцзы, а история цивилизации Индии – продвижением человеческих масс с северо-западных окраин Индостана на юг и восток, в направлении Ганга.
Этот процесс экспансии то и дело наталкивался на препятствия, важнейшим из которых были «новые болезни». Так, китайских переселенцев с берегов своенравной Хуанхэ, которые искали себе приюта на тихой и величественной Янцзы, ожидали многочисленные «лихорадки», десятилетие за десятилетием уносившие жизни мигрантов с севера. В результате этого процесс хозяйственной экспансии в Южном Китае растянулся на несколько веков, завершившись к концу I тыс. н.э.. Еще более драматичным был этот процесс в Индии, где выходцев из теплых и сухих областей вдоль берегов Инда ожидали жаркие и влажные местности бассейна Ганга, переполненные опасными для здоровья людей микропаразитами. Холера, малярия и различные формы тропической лихорадки создали там уникальную эпидемическую ситуацию, которая, возможно, наложила отпечаток и на характер социального устройства Индии. Пришельцам так и не удалось как следует закрепиться на новых территориях, в результате чего в стране образовались многочисленные кастовые группы, чья культура так и не была ассимилирована культурой господствующего большинства84.
Вырубая леса и осушая болота в интересах сельского хозяйства, человечество в различных регионах Земли неизменно способствовало нарушению экологического равновесия, существовавшего до сих пор. Одной из характерных реакций природы на это вторжение было распространение таких болезней, как малярия. Итальянское слово «малярия» (букв. «плохой воздух») указывает на то, что эта болезнь традиционно была распространена в низменных, болотистых местностях. Она была хорошо известна античным грекам и, несомненно, более ранним цивилизациям Восточного полушария, от Египта до Индии и Китая. Не вполне ясно, существовала ли малярия в доколумбовой Америке, но после появления европейцев и африканцев она и там стала важной проблемой. Как показывает случай Западной Африки, малярия может принимать форму хронической болезни, однако в большинстве других регионов мира она остается острой болезнью, которая часто заканчивается смертью. Болезнь вызывают особые паразиты Plasmodium, которые попадая в кровь человека благодаря укусам комара анофелеса, приводят к ее разрушению85.
В силу географической специфики, по крайней мере две из четырех древних цивилизаций Старого Света достаточно рано вступили во взаимодействие – Египет и Месопотамия. К V в. до н.э. вследствие персидской военной экспансии они соединились в единую ближневосточную цивилизацию, что привело к усилению не только торгового и культурного обмена между ними, но и к обмену болезнями. Еще больших масштабов этот обмен достиг в I–II вв. н.э., когда все главные цивилизации Евразии установили между собой регулярные контакты. Некоторые последствия этого для всемирной истории были весьма трагическими. Однако, прежде чем обратиться к обсуждению этих событий, следует обратить внимание на западную окраину мира великих евразийских цивилизаций, которая долгое время находилась в стороне от всемирной истории.
По сравнению с Египтом и другими великими цивилизациями древности греческий мир долгое время представлял собой культурную периферию. Для самих греков Восток постоянно оставался образцом и предметом всестороннего интереса. Между тем пока греки продолжали оставаться в стороне от главных событий всемирной истории, они могли наслаждаться более здоровыми условиями жизни. Этому способствовал и более мягкий климат Средиземноморья, и вся экологическая обстановка, которая, разумеется, не была до конца идеальной. При этом греки почти не занимались производством зерна, сосредоточив свое внимание на более выгодной для себя сфере – выращивании винограда и маслин с последующей продажей вина и масла на всех доступных им мировых рынках. В этом смысле они заложили основы цивилизации, биологический профиль которой существенно отличался от более ранних подобных образований. Однако, когда греки вступили в более тесные контакты с Ближним Востоком, ситуация изменилась.
Оставим в стороне ситуацию с легендарной эпидемией под Троей, о которой рассказал Гомер. Свидетельства о ней слишком ненадежны, хотя и подтверждают тезис о том, что контакты с Востоком могли завершаться трагически для их предков. Более значительные следы в греческой истории сыграли эпидемии, вспыхнувшие в V в. до н.э. Как следует из знаменитого сочинения Гиппократа об эпидемиях, на греческих островах в этот период уже случались болезни, охватывающие большое число людей. Впрочем, в большинстве своем они не были летальными. Такова была эпидемия на Фасосе86, в которой современные специалисты опознают банальную свинку. Однако вскоре вслед за ней случилась знаменитая Афинская эпидемия 430 г., давшая старт целой серии эпидемий в материковой Греции (430–427), итогом которых было резкое сокращение численности афинских граждан и, как следствие, подрыв афинского военно-морского могущества. Споры о том, что это была за болезнь, до сих пор не закончены. Историки медицины разных времен говорили о бубонной чуме, сибирской язве, тифе, оспе, эрготизме, даже лошадином сапе и туляремии87. Возможно, это была корь, которая приняла необычайно вирулентную форму, встретившись с совершенно незнакомой с ней человеческой популяцией. Корь, для того чтобы стать хронической болезнью, нуждается в популяции порядка 400 тыс. человек. В Афинах же к этому времени проживало чуть более 150 тыс. человек, что и предопределило итог нашествия «новой болезни»88. Весьма характерно, что эта эпидемия оказалась всего лишь одним из эпизодов в череде эпидемий, случившихся тогда же в Египте, Ливии и Эфиопии.
В связи с огромным вниманием, которые историки традиционно уделяют этому событию, можно утверждать, что оно хорошо изучено. Отчасти вследствие этого Афинская эпидемия стала моделью, с помощью которой в разные времена на Западе исследователи пытались анализировать социальную сторону всех «новых болезней». В самом деле, помимо большого числа жертв эта эпидемия была отмечена серьезными социальными потрясениями. Фукидид, оставивший главные свидетельства о ней, недвусмысленно указал, что с самого начала эпидемии среди афинян распространились слухи о том, что чужаки, скорее всего спартанцы, отравили колодцы. После того как болезнь унесла жизни тысяч людей, среди оставшихся в живых усилились радикальные настроения. Традиции предков, религия, законы – все было подвергнуто поруганию. Начали быстро распространяться оргиастические культы и философский скептицизм. Были даже разорены погребения. В то же время, с другой стороны, усилились консервативные группы. Результатом этого стало преследование вождя радикалов Алкивиада и суд над философом Сократом. В конечном итоге эпидемия спровоцировала раскол афинского общества89.
Одним из важных культурных последствий этой афинской эпидемии было то, что она способствовала быстрому развитию медицины. В дополнение к домашней магической медицине, представленной мифическими фигурами женщин-врачевательниц, таких как Медея и Цирцея, стала развиваться храмовая медицина, нашедшая воплощение в культе Асклепия. Жрецы-асклепиады были склонны рекомендовать своим пациентам различные формы укрепляющих упражнений и очистительные процедуры, а также знаменитую «инкубацию» – целительный сон в стенах храма бога Асклепия.
Другая медицинская традиция, возникшая в это время, – гиппократовская медицина. Гиппократ и его последователи разделяли многие принципы асклепиадов, предпочитая утверждать, что лучшим врачевателем является сама природа. В то же время они избегали каких-то серьезных вмешательств, оставаясь сторонниками профилактических мер. Характерной чертой гиппократовской медицины была ее тесная связь с философскими концепциями своего времени, в частности со знаменитым учением о четырех элементах. Философский рационализм, которого придерживались гиппократики, позволил им отказаться от старых сверхъестественных интерпретаций болезни, как, например, в известном случае с эпилепсией. Вместо этого греческие врачи-философы трактовали болезнь как следствие дисбаланса четырех жизненных соков, ставя задачей добиваться восстановления равновесия посредством правильно организованной диеты. По прошествии более пяти веков это учение было еще более усовершенствовано благодаря стараниям великого Галена, осуществившего синтез всего самого достойного, что имелось в греческой медицине. Не в последнюю очередь благодаря этому синтезу такая медицинская традиция осталась главным направлением медицинского рационализма во всем греческом мире90.
Ослабление Афин сыграло свою роль в том, что греческие полисы так и не сумели объединиться в единое государство, в результате чего греческий мир в скором времени стал частью более сильной Македонской империи. В последующем и это государство распалось на части, а его осколки были заново собраны Римом, осуществившим всемирно-историческую миссию по учреждению единой средиземноморской цивилизации. Римляне мудро обеспечили политическую и экономическую интеграцию народов Средиземноморья, позволив при этом им сохранить культурное своеобразие. В рамках новой империи военно-административный римский порядок гармонично соединился с греческим интеллектуальным гением. Вся наука и медицинская практика осуществлялась греками. При этом и греки и римляне оставались прагматиками и ценителями комфорта. Всюду, где проживало греко-римское население, существовали процветающие города. В них создавались многочисленные общественные сооружения, строились бани, прокладывался водопровод, устраивалась канализация. В этом смысле сам Вечный город был образцом цивилизованной жизни, с великолепными достижениями в области санитарии. Во многих аспектах санитарная техника Рима превосходила все существующие аналоги в других районах Средиземноморья и даже за его пределами. К началу нашей эры в нем проживало около миллиона человек, и при этом городу долгое время удавалось избегать серьезных эпидемий91.
В результате к I в. н.э. западная окраина Евразии уже не была культурной периферией Древнего мира, но представляла собой еще одну великую цивилизацию, осуществлявшую активную экспансию по всем направлениям. Однако, не смотря на то что амбициозная римская политика предписывала многотысячным легионам двигаться то на север, то на юг, то на запад, важнейшим из всех направлений по-прежнему оставалось восточное. Именно на этом направлении объединенный греко-римский мир вступил в продолжительные контакты с цивилизациями Востока. На этот раз их последствия были гораздо более значительными, в том числе и в смысле распространения болезней.
К началу I в. н.э. все главные цивилизации Старого Света достигли своих «естественных границ». На западе Евразии Рим объединил все народы Средиземноморья, распространив свою власть от Британских островов до Сирии. Однако дальнейшее его продвижение в восточном направлении остановилось, столкнувшись с сильным противодействием Парфии. В свою очередь, Парфянское царство подчинило себе почти все земли бывшей Персидской империи времен Ахеменидов и распростерло свою власть вплоть до долины Инда. Индийская цивилизация также находилась в состоянии экспансии, направляя своих купцов и религиозных миссионеров в Южную и Юго-Восточную Азию, вплоть до берегов нынешней Индонезии. Наконец, китайская цивилизация, политическим ядром которой была сильная Ханьская империя, овладела большей частью Великой Китайской равнины, и китайские купцы начали прокладывать свои маршруты на запад.
Поскольку военные столкновения между соседними цивилизациями (Рим и Персидский мир) выявили свою бесперспективность, главной формой контактов стали торговые. Традиционные связи между Средиземноморским миром и Месопотамией были дополнены также торговыми контактами между Римской империей и Индией, а после того как начал действовать Великий Шелковый путь – между Западом и Китаем. Впервые во всемирной истории гигантские расстояния, разделявшие наиболее многочисленные народы, разбросанные по всему Старому Свету, покорились человеческой воле. Этому способствовало и успешное развитие средств коммуникации, как сухопутных, так и морских. В результате было положено начало грандиозному трансконтинентальному обмену, в том числе обмену «болезнями цивилизаций». С точки зрения У. Макнилла, произошло «слияние всех евразийских бассейновых цивилизаций с их болезнями»92.
К сожалению, трудно проследить во всех подробностях этот процесс. В частности, нет достоверных данных об эпидемиологической обстановке в Индии и Месопотамии, однако точно известно, что со II по VI в. резко ухудшилась ситуация и на Западе, и в Китае. По данным китайских источников, в 161–162 гг. произошла первая эпидемия в войсках, размещенных на северо-западных границах империи. Вслед за этим вспышки все новых и новых болезней стали происходить по стране. Согласно свидетельствам Хо Куна, в 310–312 гг. в Китай пришла страшная болезнь, от которой у больных по всему телу высыпали болячки, а число умерших оказалось много больше, чем в прошлые годы. После этого «парша» уже не покидала Китая. Специалисты полагают, что речь может идти об оспе, которая в то же самое время обрушилась и на западный мир93.
Западная история остается по-прежнему наиболее хорошо документированной. В частности, известно, что в 165 г. н.э. на территорию империи проникла «новая болезнь», которая была занесена войсками из Месопотамии. Она вызвала серьезные опустошения. В 166 г. болезнь уже появилась в Риме. С этого времени она уже не покидала территорию империи без малого четверть века. По данным Диона Кассия, в 189 г. в Риме за один день от эпидемии умирало 2 тыс. человек. В историю она вошла под названием «чумы Антони-нов». К сожалению, такой авторитетный врач, как Клавдий Гален, оставил о ней лишь краткое упоминание, но другие имеющиеся свидетельства позволяют предположить, что этой болезнью была оспа. Важным симптомом ее были сильные кожные высыпания94. Некоторые исследователи сомневались в том, что чума 165–189 гг. является главной причиной последующей депопуляции Римской империи95. Однако несомненно то, что эта эпидемия стала трагической прелюдией к истории демографического упадка в Средиземноморском мире, ставшего явным уже в III в. и обусловившего, в свою очередь, экономический и политический упадок Рима.
В III в. эпидемии уже были настоящим бедствием для Римской империи, подтачивая ее человеческие ресурсы и оставляя все более уязвимой перед угрозой вторжения варваров с севера. Новая сильная волна эпидемий прокатилась по империи в 251–266 гг. Она получила название чумы Киприана. Не исключено, что это вновь была оспа и присоединившаяся к ней корь, поскольку обе болезни спустя несколько веков стали привычными детскими недугами на Западе. Последствия этой эпидемии были весьма значительны и для городов, и для сельской местности. Дело дошло до того, что в правление Диоклетиана (285–305) пришлось издавать специальные законы, предписывающие землевладельцам прикреплять своих рабов к земле и поручать им ее обработку. Государственная казна отчаянно стала нуждаться в денежных средствах для содержания армии, а городской знати, привыкшей к роскоши, теперь уже было тяжело следовать привычному греко-римскому стилю жизни. Сложилась трагическая ситуация, которая все более усугублялась: имперские власти и знать не ослабляли своего социального давления на производительные силы населения, а возбудители опасных инфекций усиливали биологический прессинг на него. В результате численность земледельческого населения империи неукротимо снижалась, ведя в исторической перспективе к полномасштабному кризису всей средиземноморской цивилизации96.
Эпидемии III в. на территории Римской империи способствовали усилению христианства. Возникнув за два века до этого в качестве одной из иудейских сект, христианство в III в. стало завоевывать симпатии огромного числа людей. Причиной этого была не только твердость веры в условиях погибающего социального мира, но и невиданная прежде готовность христиан оказывать помощь тем больным и несчастным, которым отказывались помогать даже родственники. Милосердие приводило верующих к постели умирающих и давало им силы заботиться о них. Спустя столетие в некоторых городах на востоке Римской империи на фундаменте этого религиозного чувства возникла новая культурная практика – забота о страдающих в условиях больниц97. Незабываемый пример Христа, которому новое вероучение приписывало удивительную способность спасать немощных и страждущих, сделал христианство наиболее привлекательной для многих формой религиозного ответа на вызов новой болезни. Между тем, нечто похожее в ту же эпоху начало происходить и в Китае. Эпидемии II–VI вв., которые вызвали массовые опустошения и отчаяние, способствовали распространению еще одного религиозного учения – буддизма, призванного дать утешение от страдания.
Безусловно, эпидемии этой эпохи способствовали ослаблению Римской империи на западе Евразии и Ханьской империи на Дальнем Востоке. Непрекращающиеся волны «новых болезней» совпали с длительным периодом социальных беспорядков, экономического упадка и военных вторжений. Вслед за этим начался период относительной стабилизации, который, впрочем, был более ярко выражен в Китае, чем на Западе. В Поднебесной это было связано с утверждением у власти династии Тан (618–907), в годы царствования которой, однако, страна не была свободна ни от крестьянских волнений, ни от эпидемий страшных болезней. В частности, с VII в. в Китае начали отмечаться случаи бубонной чумы, а современники отмечали сильное распространение крыс. На Западе, где политическая стабилизация была достигнута только на территории восточной части бывшей империи, также свирепствовали болезни. Наиболее грозной из них стала знаменитая Юстинианова чума, которая обрушилась на территории Византии и Персии в 542 г. и присутствовала там до 750 г.
Специалисты считают, что эта болезнь была первым историческим случаем бубонной чумы в Средиземноморском мире. До той поры эта болезнь, скорее всего, была известна только в местах своего природного распространения, в частности в Африке и в предгорьях Гималаев. Однако к середине VI в. бубонная чума уже, безусловно, присутствовала во многих портовых городах на побережье Индийского океана, и настало время, когда она сумела вырваться за пределы своих экологических границ. Когда чума дошла до Египта и появилась в Средиземноморье, она встретилась там с крайне уязвимой к ней в иммунологическом плане популяцией. Этим вызваны те разорения, которые произвела болезнь. Византийский историк Прокопий Кесарийский свидетельствовал о том, что в самые страшные дни эпидемии в Константинополе от чумы умирало по 10 тыс. человек в день. Вообще, уровень смертности от этой «новой болезни» оказался очень высоким98.
Во всемирно-историческом плане последствия Юстиниановой чумы оказались значительными. Сильные разорения, которые она вызвала на территории соперничающих между собой Византии и Персии, безусловно, способствовали быстрому и неожиданному успеху арабов, которые пришли на освободившиеся территории с юга и с легкостью распространили на них религию пророка Мухаммеда. Таким образом, в Восточном Средиземноморье произошла глубокая цивилизационная трансформация: римский мир уступил место новой цивилизации ислама, что дало, между прочим, повод О. Шпенглеру в начале ХХ в. говорить о глубоком внутреннем родстве обоих феноменов99. При этом опыт этой эпидемии оказался весьма поучительным для раннего ислама, поскольку полученные тогда представления о чуме на долгое время стали основой последующих медицинских и религиозных форм реакции на болезнь в мусульманском мире100. Юстинианова чума расчистила дорогу и для будущей цивилизации Запада. Так, если эпидемии II и III вв. способствовали упадку Римской империи, то эта эпидемия, в сущности, привела к тому, что ни на восточных, ни на западных территориях бывшей единой империи более не нашлось сил для ее восстановления. Это не удалось сделать ни императорам Византии, ни варварским королям Запада, таким как Карл Великий, чья грандиозная попытка воссоздать единое государство для римлян и германцев очень скоро потерпела крушение.
Таков был итог контактов между великими цивилизациями Древнего мира, за которым вскоре последовало очередное время разобщенности и разрыва контактов между наиболее крупными островами социальной жизни в Старом Свете. По историческим меркам время этого разобщения оказалось сравнительно долгим.
Выше была представлена очень краткая, обзорная попытка осветить роль болезни в течение самого продолжительного периода в истории человеческого общества – от эпохи возникновения разумных форм человеческой жизни до времени цивилизаций. На протяжении всех этих тысячелетий болезни были непременными спутниками человечества. И первобытные общества охотников и собирателей, и цивилизованные народы, занятые скотоводством и земледелием, страдали от них. При этом, похоже, цивилизованному человечеству пришлось столкнуться с более значительными проблемами по сравнению с людьми каменного века. Тяжелый земледельческий труд, близкие контакты с животными, запасы пищи в домах и амбарах, плохие санитарные условия жизни в городах и селениях, способствующие распространению микропаразитов, – все это оказало сильнейшее биологическое влияние на здоровье людей, живущих в условиях цивилизаций. Выживание все новых поколений людей в условиях цивилизованной жизни, однако, свидетельствовало о том, что экологический компромисс между людьми и возбудителями инфекций рано или поздно бывал установлен. Это, в свою очередь, означало, что сила инфекций ослабевала, а болезни приобретали характер хронических, детских болезней, болезней цивилизации. Очевидно, в каждых конкретных географических условиях они были свои собственные. Этим и объясняется тот факт, что когда в начале I тысячелетия н.э. великие цивилизации Древнего мира наладили регулярные контакты между собой, это привело к распространению «новых болезней», которые приняли форму острых, смертельно опасных эпидемий для народов, не имевших ни биологического, ни культурного опыта ответ на них.
К настоящему времени по-прежнему еще мало известно об истории болезней в этот период человеческой истории. Нам более-менее хорошо знакома лишь история народов, живших на западе Евразии, отчасти история Китая. Между тем ясно, что и в судьбах других народов Старого Света эпоха первых контактов между цивилизациями оставила свой трагический след. В последующих разделах работы будет сделан акцент на роли болезни в истории западной цивилизации, хотя по мере возможности будет обсуждаться ситуация и в других культурно-исторических регионах Земли в прошлые времена.